Регистрация | Вход
13 Января 2012 Гурт. Часть 1
Автор: Severny Sneg Бета: Katkhen Фэндом: X-Men First Class Жанр: angst Пэйринг: Эрик/Чарльз Рейтинг: 18+ Размер: миди
Дисклаймер: права имею только гражданские и водительские
Чарльз
кричит до хрипоты. Монета в 5 рейхсмарок времён нацистской Германии
пулей планомерно вгрызается в его голову, оставляя за собой ледяную
брешь. Тело горит, мысли горят, но холод, тянущийся за монетой, не
приносит ничего, кроме страха. И этот страх пугает больше, чем боль.
Ксавье из последних сил, не отрывая палец от виска, удерживает
концентрацию на чужой агонии, и продолжает орать что есть мочи.
Наверное, подсознательно он всё же хочет быть услышанным. Он надеется,
что звуковая волна пройдёт сквозь щели покорёженного металла подводной
лодки и пробьёт защитный шлем, как чеканный диск сейчас пробивает его
череп. И тогда Эрик поймёт, как ему больно, и прекратит это насилие.
Ведь Чарльз, контролируя сознание Шоу, держит его только потому, что
боится за жизнь друга, но никак не для того, чтобы стать соучастником
убийства. Всё держит и держит. А Эрик всё глубже и глубже проталкивает
свою месть в плоть врага и не слышит никого и ничего, кроме ликующего
звона в ушах. Он наслаждается своей победой. По крайней мере так думает
Чарльз, когда монета в его сознании напоследок царапает ребром затылок,
прокручиваясь под властью магнитных потоков. После этого становится
темно и тихо.
***
В темноте слышится сдавленный стон, и в полоску света от окна попадает синяя ткань пижамной рубашки. — Чарльз? — зову я хриплым от долгого молчания голосом. По
шороху постельного белья понимаю, что он пытается приподняться на
кровати, и, действительно, через несколько секунд уже могу разглядеть
очертания растрёпанных волос и покатых плеч на фоне белеющего изголовья. —
Эрик. Почему ты в шлеме? — первое, что спрашивает он у меня. А ведь с
его ракурса кресло, в котором я провожу не первую ночь, полностью
скрывается в тени. — Не хотел будить тебя, — я подхожу к кровати и
привычно присаживаюсь на самый край. — Тебе надо принять эти лекарства и
лечь спать. — Спать? — его голос совсем сиплый, но я так рад, что он разговаривает со мной. Пока ещё разговаривает. — Я же только проснулся. Сколько я пролежал? — Шесть дней, — я беру его руку и вкладываю в неё стакан с шипящим антибиотиком. Ксавье
не сразу подносит его ко рту. Сперва он выпрямляет другую руку и в
полумраке долго вглядывается в локтевой сгиб, где, как я знаю, темнеют
следы от уколов. Ровно пять. — Нет смысла и дальше вводить внутривенно, — пожимая плечами, объясняю я. —
Что со мной? — Чарльз наконец-то осушает стакан и, чёрт возьми, с
любопытством учёного смотрит на меня. Я вижу, как в скудном лунном
свете, пробивающемся из-за неплотно прикрытых штор, блестят его глаза.
Протягиваю ему второй стакан, и Чарльз его также выпивает до дна. На
этот раз в воде было снотворное, но даже будь это яд, он бы принял его
от меня. Ведь действительно принял бы, потому что доверяет. — Ты
вырубился после того, как я разобрался с Шоу. Зверь сказал, это что-то
вроде воспаления в коре мозга, — старательно говорю это без эмоций, но
меня всё-таки накрывает. — Чарльз, прости меня, я не знал... —
Долбаный Шоу, — внезапно ругается Ксавье, от чего сам же дёргает
плечами. Хотя по мне так пусть ругается: Шоу действительно виноват. Во
всём. — Ничего страшного, — добавляет Чарльз уже в типичной для него спокойной манере. — Я не стеклянный, не развалюсь. Не
стеклянный, но что-то от этого есть в тебе: ты, друг мой, виден
насквозь со своими пацифистскими идеями. Правда, сколько же в тебе
оказывается граней! — Чем всё закончилось? — в его голосе появляется напряжение. —
Об этом лучше завтра, — я само спокойствие, прямо как ты учил меня,
Чарли. — Тебе нужно спать, иначе весь курс лечения будет насмарку. Синий
мохнатый верзила мне это хорошо разъяснил. К счастью, голова Ксавье
уже откинулась на подушку — быстродействующие были лекарства — и мне
остаётся только уложить Чарльза поудобнее. Ничего особенного, просто я
чувствую себя должным, ведь он сделал мне такой подарок: он подарил мне
смерть Шоу и рождение нового мира.
***
Странно, но я не
чувствую себя глупо, когда поднимаюсь по ступенькам на второй этаж и
несу завтрак в постель своему другу. Меня напрягает только поднос из
резного дерева: если бы он был металлическим, его не пришлось бы нести в
руках. Зато ручка спальни Чарльза из металла, и я спокойно открываю
дверь, не боясь нарушить хрупкое равновесие чашки кофе. — Эрик, — выдыхает Ксавье вместо приветствия. — Это просто смешно. Сними шлем. Мой
подопечный уже проснулся. Он сидит на постели, откинув спину на гору
подушек, и с напряжением смотрит на меня. Наверное, выгляжу я всё же
глупо. — Зачем эта игра? — продолжает он. — Как ты хотел? Чтобы я узнал обо всем из газет? На какое-то время повисает тишина, в звоне которой он испытующе вглядывается в мои глаза. —
Тебе пока нельзя волноваться, — тихо говорю я, опуская поднос на
прикроватную тумбу. Это занимает пару секунд, но для подготовки к
продолжению разговора мне нужно гораздо больше времени. Конечно, после
того, как ночью Чарльз пришёл в себя, мне следовало бы уже спланировать
следующий шаг, но как-то не получилось. Хотелось отложить момент
расставания с ним. Ксавье никак не реагирует на мой уклончивый ответ,
как и на принесённые мной тосты. Словно решил объявить бойкот мне, а
вернее мне в шлеме. — Кажется, раньше ты не копался в памяти друзей без спроса. — Я прочитал Риптайда, — с готовностью отвечает он. — Ясно. — Эрик, — как же мне нравится, когда он вздыхает моим именем. — Ты сам вынудил меня на это. Этот шлем... — Не замечал у тебя паранойи. —
Я тоже, — Чарльз меняется в лице. Я вижу, как рефлекторно поджимаются
его губы, всего на миг, что выдаёт обиду или скорее даже разочарование. —
Но обстоятельства обязывают. Пусть. Пусть пока изображает из себя
оскорблённую невинность. В конце концов он имеет на это полное право. Я
поступил с ним жестоко: я причинил ему боль и разрушил надежды на мир во
всё мире, его такие наивные, инфантильные надежды. Но он простит меня:
он же Чарльз Ксавье, само понимание и толерантность. Он простит и примет
мой выбор, а если я буду убедительным, если смогу наконец доказать свою
правоту, то и признает несбыточность своей мечты, и поддержит мои идеи. — Я не сниму шлем, пока мы всё не обсудим, — я обхожу постель и устраиваюсь в привычном мне кресле. —
А что тут обсуждать? — Чарльз говорит без эмоций, как-то буднично, что
для него неестественно, учитывая момент. — Ты убил 1117 человек и
положил начало войне людей против мутантов. — Я положил начало
светлому будущему для мутантов! И у меня не было выбора — не я запустил
ракеты, — начинаю свою агитационную речь. — Выбор есть всегда, Эрик, —
Чарльз больше не смотрит на меня. Он пожимает плечами, и этот его жест
вкупе со спокойным голосом совсем сбивают меня с толку. — Ты мог просто
увести ракеты в сторону. Но ты поступил иначе. Ксавье говорит всё
правильно, всё то, о чём он и должен говорить, приближая час икс в наших
отношениях. Его тело расслаблено, веки полуопущены, и ресницы прячут от
меня синие зеркала его глаз. Во вновь повисшей тишине я разглядываю его
ещё нездоровое бледное лицо со впалыми щеками, всматриваюсь в
потрескавшиеся губы, и начинаю понимать, что следующие произнесённые ими
слова не будут иметь значения. Через секунду я уже точно знаю, что не
смогу оставить Чарльза и не смогу дать ему уйти. Просто запру его в
башне этого замка, пока он не согласится с моими взглядами, или же
переломаю ему ноги, чтобы не сбежал, — но не отпущу. Потому что он мой,
он мне нужен. — Я не могу тебя осуждать, — если бы не видел, как
только что двигались губы Ксавье, то решил бы, что это слуховая
галлюцинация. — Что-то подобное должно было случится рано или поздно. Просторная комната с тяжёлой старинной мебелью плавно сужается до сидящего со слегка опущенной головой Чарльза. Происходящее
кажется нереальным: оно слишком похоже на заветное желание, в
исполнение которого я никогда не верил, но которое при этом сбывается. Я
плавно поднимаюсь и с какой-то лёгкостью в ногах, словно спускаясь с
горки, приближаюсь к пологу кровати. Меня тянет к Ксавье, словно это он
мастер магнетизма, а я — всего лишь литая статуя, ведомая его силой.
Если бы я сейчас не был уверен в надёжной защите своего разума, то решил
бы, что телепат взял его под контроль. Мне начинает казаться, что
природа излишне наградила это существо властью над чужими мыслями: оно и
без эволюционного превосходства всем своим видом и каждым словом
способно подчинять себе окружающих. У кровати мне приходится побороть
глупое желание опуститься на корточки, и я сажусь на покрывало, лицом к
моему Чарльзу. Тот, в свою очередь, никак не реагирует на моё
приближение и, только когда ощущает натяжение одеяла от моего веса,
поднимает голову и смотрит на меня. — Ты правильно сделал, что привёл
всех мутантов сюда, — продолжает рассуждать он. — После случившегося
каждый из нас находится в опасности, а из людей об этом месте знала
только Мойра. Он вновь отводит взгляд, и ко мне опять просится чувство вины. Я усиленно гоню его прочь: — Чарльз, мне пришлось её устранить — она набросилась на меня, пыталась помешать держать под контролем ракеты. — Жаль. Мне
не хочется слышать грусть в его голосе. Мне вообще не хочется знать,
что ему жаль эту недоделанную блюстительницу национальной безопасности. Ксавье внезапно протягивает руки, но я успеваю перехватить запястья, когда его пальцы едва касаются шлема. —
Эрик, он не нужен, — тихий, уговаривающий шёпот. — Я не собираюсь тебе
мешать — это бессмысленно, ведь всё уже случилось. Теперь надо решать,
что нам делать дальше. Я не знаю, что делать. Всё, что было сказано,
слишком похоже на уловку, особенно это приглашающее «нам». Но разве
Чарльз способен на такое? Мне вспоминается его фраза, сказанная ночью у
главного входа базы ЦРУ: «Я тебя не удерживаю, а могу. Но не буду». Мне
хочется верить, что и теперь это так. Правда, сейчас речь идёт не о моей
жизни, а о судьбе всего этого сумасшедшего мира. Он отрывает спину от подушек и сокращает расстояние между нами: —
Они стреляли в нас сотней залпов. Они хотели убить нас всех, даже не
разобравшись в ситуации. Без суда и следствия. Эрик, — его пальцы
заметно дрогнули, — ты был прав: люди не готовы нас принять. У меня
больше нет выбора. Ведь я сам подошёл так близко, словно напрашивался на
подобную проверку доверия. К тому же, какой теперь смысл в шлеме, если
для Чарльза он не преграда: Ксавье каким-то образом его уже пробил и
прочно поселился в моём сознании. Мои руки опускаются, и я чувствую
боль в висках от ожидания развязки. Чарльз аккуратно, словно держит
дорогое яйцо Фаберже, приподнимает шлем. Голове становится значительно
легче: металл больше не давит на макушку, а лёгкие перестаёт жечь,
потому что я вспоминаю о необходимости дышать. Я не чувствую Чарльза в
своей голове. Он укладывает шлем себе на колени и смотрит на меня с едва
различимой улыбкой. И я без телепатии понимаю, что до последнего
момента ему тоже было страшно.
***
Обед Чарльз проспал.
Очевидно, сказывалась слабость после болезни. Из посетителей кроме меня у
него был только Зверь, остальных, даже Мистику, он игнорировал: просто
не отзывался на стук в дверь. Хотя, кто его знает, может, действительно
спал весь день. МакКой заверил, что Ксавье определённо пошёл на поправку
и что через пару дней он пополнит наши ряды совершенно здоровых
мутантов. Мне хочется ему верить. За сегодняшний день, пока я пытался
примерить на себя роль руководителя новоиспечённого штаба и впервые
после происшествия на острове несколько часов не видел Чарльза, я понял,
насколько его близость для меня важна. В прямом смысле близость: мне
необходимо знать, что он рядом, что с ним всё хорошо, мне необходимо
контролировать его безопасность. Словно стоит мне его оставить, как с
ним непременно что-то случится. Я не сразу реагирую, когда Мистика подскакивает из-за стола и задевает меня плечом, несясь через всю кухню к двери: — Братик мой! Я так рада! По моим коленям растекается желтоватое пятно чая — хорошо, что еле тёплого — и я слышу совсем неизвиняющийся голос девушки: — Ой, прости пожалуйста. Она
самозабвенно обнимает вошедшего Чарльза, целует его щёки, радостно
что-то верещит, будто он только что вернулся из долгой дальней поездки, и
на дворе рождественские каникулы, а не война за выживание. Ей вторят
приветливые голоса детишек, которые после ужина засиделись перед
маленьким телевизором. Я же для себя отмечаю, что глаза Чарльза совсем
не заспанные, а его губы, которые он очевидно долго и усердно кусал,
налиты кровью. Он всегда так делает, когда сильно задумается. «Конгресс
готов в очередной раз рассмотреть законопроект об обязательной
регистрации мутантов. Сенатор Байрд уверен, что новая редакция проекта
будет одобрена верхней палатой», — вещал принесённый из пустующей
комнаты телевизор. На экране статичный кадр с Белым домом сменился худым
и морщинистым лицом мужчины с веером из микрофонов у подбородка. —
«После вчерашнего обсуждения были внесены правки, касающиеся учреждения
органа надзора за зарегистрированными мутантами. Для этих целей в каждом
полицейском управлении предлагается создать отдел, которому надлежит
контролировать местоположение и деятельность мутантов на своей
территории». — В следующих правках будет пункт о лагерях для нас, — цедит Банши. — Или о принудительной кастрации, — Алекс нервно хихикает, но его попытка сострить остаётся без внимания. — Да заткнитесь вы оба! Дайте дослушать, — шикает Ангел. — Успокойся. Это ведь круглыми сутками крутят, — Мистика по-прежнему прижимается к Ксавье, обнимая его за талию. —
Надо скорее возобновить поиск мутантов, — после этих слов никто уже не
обращает внимание на телевизор — все пристально смотрят на Чарльза. Он
мягко отстраняет Рейвен. — Надо найти их как можно больше, пока закон не
принят. Хэнку следует срочно восстанавливать Церебро, а тем временем мы
с тобой, — он смотрит на меня, — должны повторно наведаться к уже
известным нам лицам. Я уверен, что теперь они не откажутся от нашей
помощи. — Хорошо. Только можно я сперва брюки переодену? — теперь все, кроме нас с Чарльзом, прыснули со смеху. Последние
дни нервы у всех на пределе, но каждый по-своему уже начал свыкаться с
текущем положением дел. Чарльзу же только предстоит узнать, как плоха
сейчас для нас эта ситуация и насколько хуже она может стать. Однако я
откровенно удивлён. Не знаю, о чём он думал весь день, сидя взаперти в
своей красивой комнате, — не я тут телепат — но почему-то был уверен,
что Чарльз захочет уладить конфликт мирным путём. По крайней мере хотя
бы попытается и предложит такой вариант, потому что метод Ксавье —
переговоры и дипломатия. Безусловно, это был бы бессмысленный поступок: я
доказал бы его наивность и неуместность, учитывая размер конфликта, но
он мог хотя бы попытаться убедить меня в обратном. — Ты ведь вернёшься потом? — спрашивает Чарльз, когда я прохожу мимо него к выходу. — Я хотел с тобой поговорить. Мне
сложно оторвать от него взгляд, когда он так смотрит. Этот загадочный
блеск в глазах, свидетельствующий о том, что в голове блуждают шальные
мысли, гипнотизирует меня, как игра факира на флейте змею. —
Встретимся через полчаса. В библиотеке, — мне захотелось не только
сменить брюки, но и принять душ. — А вы, ребята, — я оборачиваюсь к
зависшей за столом молодёжи, — пока покормите нашего профессора. А то он
страшней смерти. Уголок моих губ дёргает усмешка, когда я вижу
удивление на лице Чарльза. Ничего, он ещё скажет мне спасибо за
навязанную заботу. И с этой мыслью я оставляю Ксавье на попечение
начавших суетится «студентов».
***
— Сегодня без шахмат? — спрашиваю я с порога библиотеки. Чарльз привычно сидит в кресле, закинув ногу на ногу, и смотрит куда-то в сторону не разожжённого камина. — Голова болит, — обернувшись, он не отвечает на мою улыбку, но голос мягкий. — Тогда, может, отложим разговор до утра? — Нет, — его брови сходятся на переносице. — Завтра утром надо уже действовать. —
Чарльз, я понимаю, что ты жаждешь активности, — я сажусь напротив него,
но почему-то не в кресло, а прямо на журнальный столик, который сегодня
не заставлен чёрно-белыми фигурами. Ксавье хмуриться чуть сильнее, но
ничего не говорит по поводу моей фривольности. — Может, ты чувствуешь,
что много пропустил, и хочешь это наверстать? Но тебе не кажется, что
лучше было бы сначала восстановить силы и разобраться во всём получше... —
Эрик, — теперь он злится, — я не год проспал, чтобы мне надо было в
чём-то разбираться. Прекрати, пожалуйста, спектакль про сиделку и
пациента, оставь эту роль Хэнку. Я непроизвольно морщусь, и мой
собеседник, конечно, это замечает. Ксавье на минуту замолкает. Он
пристально всматривается в моё лицо, отчего я чувствую пробегающий по
телу холодок, а потом резко отводит взгляд к ровным рядам книжных полок,
откидывается на спинку кресла и вытягивает ноги, положив их на столик
рядом с моим бедром. Он шумно вдыхает и, прежде чем заговорить, широко
улыбается. Мне становится душно. — Друг мой, мне очень приятна твоя
забота, — когда Чарльз вновь смотрит на меня, его глаза напоминают о
тёплом безоблачном дне. — Но тебе не стоит так утруждать себя из-за
чувства вины, ведь это была неосторожность, просто несчастный случай.
Давай оставим всё это в прошлом и обсудим с тобой насущные проблемы. Мне
не хочется возражать. Не хочется сейчас рассказывать ему, что я на
самом деле чувствую, а вернее, чего не чувствую. Что для меня винить
себя в случившемся — всё равно что жалеть об этом, а я точно не жалею об
убийстве Шоу. Наоборот, я радуюсь, всякий раз прокручивая в
воспоминаниях момент его смерти. Он ведь даже не упал, когда его глаза
перестали блестеть: Ксавье держал его до последнего миллиметра пути
монеты, до тех пор, пока та не вылетела с обратной стороны его головы. Я
смог насладиться каждой секундой мести, глядя в его бледнеющее лицо.
Так что на самом деле меня наполняет чувство благодарности к Чарльзу за
столь щедрый подарок, и мне хочется отплатить ему за помощь. Чтобы не
скрещивать руки на груди в слишком откровенном жесте, я перекидываю
одну из них через колени Ксавье и опираюсь на стол, давая понять, что
готов слушать. — Ты ведь помнишь Эмму Фрост? — внезапно спрашивает он. — Конечно. — И ты помнишь, где мы её оставили? Чёрт,
я помню: мы сдали её на руки ЦРУ, которое как раз сейчас ведёт активное
расследование относительно мутантов и их потенциальных возможностей. —
Вижу, что ты понял ход моих мыслей, — Чарльз подаётся вперёд, сгибая
при этом ноги, и они легко касаются моего предплечья. — Мы должны
освободить её. И чем скорее, тем лучше для нас всех. — Ты думаешь, она может как-то вывести агентов на нас? —
Маловероятно. Я старался не подпускать её к нашим сознаниям так же, как
и она защищала мысли своих соратников. Однако ни в чём нельзя быть
уверенным. К тому же, боюсь, ей сейчас приходится нелегко. — Ты её слышишь? —
Что ты, нет, — он наклоняется ещё ближе и смотрит на меня снизу вверх
своими большими глазами. — Но ведь мы можем представить, как далеко
могут зайти военные, чтобы заставить служить своим интересам. Я
несдержанно дёргаю плечами и резко сажусь ровно, будто меня неожиданно
укололи. Неприятное чувство зарождается у меня внутри: похожее на
злость, только с примесью отвращения, и я пока не знаю, куда его можно
выплеснуть. Кованые каминные часы начинают позвякивать о мраморную
кладку, а лампочки в торшерах — бессистемно мигать из-за деформаций
спиралей накала. Странно, почему я раньше не думал о том, каково
приходится этой блондинке в руках псевдоучёных и военных? Конечно, всё
дело в Шоу: ведь она была в его команде и, следовательно, воспринималась
как враг. Но ведь теперь у мутантов только одна сторона — наша, и мы
все вместе должны противостоять общему врагу в лице недоразвитого
человечества. Мой щеки касается тёплая ладонь, и я выныриваю из омута
неприятных мыслей, чтобы вновь увидеть перед собой добродушное лицо
Чарльза. — Теряешь контроль, друг мой, — произносит он и возвращает
руку на подлокотник кресла, а моё лицо продолжает гореть. И я не уверен,
что это из-за гнева. — Прости. Просто накопилось за день, — мне
физически необходимо отвести взгляд, поэтому я пару раз моргаю и
отворачиваюсь, изображая усталость. Ксавье с улыбкой наклоняет голову в бок: — Загоняли тебя наши ученики? —
Да, нервных срывов за последние дни прибавилось, — я с радостью
подхватываю новую тему разговора, хотя она тоже неприятная. — У кого
проблемы с самооценкой, у кого — с родными. — Сейчас непростой
период, мы все по-своему переживаем, — Чарльз убирает ноги со столика и
встаёт с кресла. — Поэтому нам надо держаться друг друга, и я рад, что у
меня есть ты, и я могу тебе доверять. Я вскидываю голову и с
благодарностью смотрю на Ксавье. Ничего не могу с собой поделать: это
чувство вопреки моим желаниям вспыхивает жарким светом, стоит только
Чарльзу дать понять, что наше партнёрство для него важно. Никогда бы не
подумал, что быть значимым для кого-то может быть так приятно. Мне не
хочется вставать, потому что это будет означать конец нашей вечерней
беседы. Однако я поднимаюсь на ноги, ведомый желанием быть ближе к другу
и, привычно наклонив голову, встречаю его доверчивый взгляд. — Я
тоже рад, что рядом и что ты в порядке, — рука сама поднимается и
отводит выбившуюся прядь со лба Чарльза. — И я знаю, что могу тебе
доверять. Он улыбается. Он так открыто улыбается, что у меня сводит скулы от напряжения. —
Спокойной ночи, друг мой, — говорит Ксавье и медленно поворачивается к
двери. — Завтра утром в девять предлагаю обсудить план визита в главное
управление ЦРУ с Азазелем и Риптайдом. — Согласен. Возможно, нам понадобится ещё твоя сестра... — Подключим Рейвен, если она будет нужна, после принятия плана. До завтра. Дверь
остаётся открытой, и я вижу, как он поднимается на второй этаж по
широкой лестнице, слышу, как шуршат его ботинки по толстому ворсу ковра.
Не знаю, почему я продолжаю стоять и вслушиваться в копошение
готовящихся ко сну обитателей особняка. Просто внутри меня, где-то на
уровне солнечного сплетения, что-то неприятно сжалось. |
Share on Tumblr |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
|
|